«Немцы дважды пытались меня расстрелять»
18 марта 2010 года, 17:27 Тема: Город военного детства
Когда началась Великая Отечественная война Марии Елиферовне Леонтьевой, в девичестве Прудниковой, было 11 лет. Она со своей семьей жила на хуторе Нагорном Ростовской области. О жизни в оккупированном немцами хуторе, как помогала красным партизанам, и как чудом осталась жива после расстрела, корреспонденту РИА «Время Н» рассказала сама Мария Елиферовна Леонтьева.
— Мария Елиферовна, расскажите, как для Вас началась война?
— Мы с мамой и младшей сестрой жили в хуторе Нагорный Морозовского района Ростовской области. За год до начала войны мой отец ушел в армию. Он погиб в Курской области во время ожесточенных боев. В середине лета 1942 года наш хутор заняли немцы.
К нам в хату поселили немца. Он жил в чулане. Я нашла немецко-русский словарь и пыталась с ним разговаривать. Он рассказал, что не хочет войны, что она ему не нужна, но если он не будет воевать, то его расстреляют, он рассказывал о своей семье, о детях и о работе. Мы давали ему молоко, а он угощал нас пряниками и конфетами, а еще он учил нас, как выжить во время бомбежки — надо было ложиться около стены на пол.
Через два месяца этот немец уехал, и к нам поселили пятерых. Они стали жить в доме, а нас прогнали в чулан. Немцы забирали у нас еду: молоко, яйца, все, что хотели.
— Вам пришлось голодать?
— Да. Мы голодали, несмотря на то, что у нас была корова, какое-то хозяйство. Нам приходилось в первую очередь кормить немцев, иначе они злились и ругались.
— Было страшно?
— Да, немцы немного понимали по-русски. Над хутором иногда пролетали наши самолеты и разбрасывали листовки, в которых немцам предлагалось сдаться и что мы все равно их победим. Я помню, один немец поднял листовку, прочитал и сказал: «Дурак, брешит!», а я ему ответила: «Сам ты брешишь!». Немец погнался за мной. Но он-то был в сапогах, а я босиком, так что бежал он за мной через весь хутор, но все равно догнал, схватил, приставил к виску пистолет. Моей маме стала плохо, и она упала в обморок. Другой немец увидел это, выбил у него пистолет из рук и сказал: «Она — дурочка, у нее ума нет, а ты взрослый, не видишь — ее матери плохо стало. Не надо ее убивать!». Тогда тот взял меня за ноги и стал вниз головой окунать в кадку с водой, но тот, который выбил у него пистолет из рук, меня вытащил. Они поругались, а я еще долго не могла отдышаться.
— Ваш хутор неоднократно бомбили. Где Вы прятались?
— Мы прятались в погреб и молились. Помню одна деревенская бабушка мне сказала: «Маруся, обойди вокруг хаты десять раз и читай «Отче наш». Я стала ходить вокруг и молиться, а мама кричала: «Доченька, пусть лучше хата сгорит, главное, чтобы ты живая осталась!». Много снарядов попадали в дома, а наша хата осталась целой, только окна повылетали.
— Наши войска пытались отвоевать Ваш хутор?
— Да. Помню, на хутор пришло около 400 наших солдат. Я так поняла — это была разведка. Но они допустили ошибку, танки пошли на соседний хутор, и наши солдаты остались без поддержки, немцев они перестреляли, но и сами не ушли, все погибли. Наш хутор располагался под холмом, и вот те немцы, что были наверху, наших всех расстреляли, а потом стали всех местных жителей выводить на расстрел, сначала мужчин, потом женщин и детей. Расстреляли 285 человек.
— Как Вам удалось спастись?
— Наши солдаты, узнав о таком массовом расстреле, переоделись во вражескую форму и пришли якобы с донесением, что русские окружают. Немцы боялись окружения и сказали нам, что у нас есть 15 минут, чтобы убежать из хутора, иначе всех расстреляют. Это было в конце 1942 года, зима была морозная, снег очень глубокий. Мама схватила нас за руки, и мы побежали на соседний хутор, но там нас никто не пускал, потому что немцы, пригрозив расстрелом, запретили местным жителям кого-либо спасать, в итоге мы спрятались у папиной сестры в погребе.
— А Вам приходилось кого-нибудь прятать в своем доме?
— Практически в каждой хате жили спасенные местными жителями пленные русские.
— Как они к Вам приходили?
— Несколько раз через наш хутор проходили колонны с нашими пленными. Охраняли пленных немцы. Наши женщины, увидев пленных, говорили: «Ой, это ж мой сыночек!» и кидались к кому-нибудь в объятья, после чего, зачастую, угощали немцев молоком, пирогами или еще чем-нибудь вкусным, и немцы разрешали оставить пленного у себя дома. Но почти всех пленных позже немцы все равно расстреляли, тут уже мы были бессильны.
— Расскажите, как наши войска освободили хутор?
— Каждую ночь я ходила воровать сено для коровы. Когда немцы заняли хутор, колхоз все равно продолжал работать, только немцы забирали все себе. Когда немец меня чуть не застрелил, у моей мамы случился сердечный приступ, ни врачей, ни лекарств не было, и мне приходилось работать за двоих. Местные мальчишки, узнав о моих ночных выходах, попросили меня помочь. Они мне сказали: «Маруся, вот ты ночью пойдешь за сеном, подойди вот к этому дереву и дерни за веревочку, которая будет тут висеть». Я так и сделала. Помню, набрала охапку сена, дернула за веревочку и вдруг вверх ракета взлетела, как я позже поняла — это осветительная ракета. Она осветила все вокруг, в том числе немецкие танки и орудия, которые были спрятаны в деревьях. После этого наши стали бомбить врага. Потом я еще раз запускала ракету, но потом уже было страшно, я подумала, что если меня поймают, то убьют. Позже я узнала, что вокруг наших хуторов были наши партизаны, которые очень помогли нашим войскам.
— Как Вы узнали о победе?
— Радио в деревне не было. Новости узнавали из разговоров, и вот кто-то из соседнего хутора приехал и рассказал, что кончилась война. К сожалению, я многого не помню — старость и болезни дают о себе знать.
Автор: Корр. Ольга Рогожина